Дело Наамы Иссахар. Хронология апелляционного заседания. День 2
В Московском областном суде продолжается рассмотрение жалобы на приговор гражданке Израиля Нааме Иссахар, осужденной на 7,5 лет колонии из-за гашиша, найденного у нее в рюкзаке при пересадке в московском аэропорту Шереметьево. Иссахар доставили в суд, чтобы она участвовала в заседании лично, а не по видеоконференцсвязи.
Химкинский городской суд 11 октября приговорил израильтянку к 7,5 годам колонии, в тот же день стало известно, что российские власти предлагали израильским обменять Нааму на хакера Алексея Буркова, которого задержали в Тель-Авиве по запросу США, но Израиль в этом отказал.
Впоследствии израильские власти просили Россию помиловать Иссахар и приостановили процедуру выдачи Буркова, но родные девушки отозвали соответствующее ходатайство.
«Наама не станет инструментом для российского хакера и людей, которые стоят за ним», — говорила ее мать Яффа.
На предыдущем заседании в Мособлсуде Наама выступала через переводчика по видеоконференцсвязи, защита ходатайствовала о ее личном присутствии, и судьи согласились: сегодня девушку должны доставить в суд лично.
«Авторы считают, что было нарушено право Иссахар на справедливое судебное разбирательств, принципы состязательности сторон, правила оценки доказательств, поскольку в данном случае суд не руководствовался законом и совестью», — продолжает судья.
Далее начинается оглашение документов, изученных в первом процессе, но защита по разным причинам хочет исследовать их еще раз. Один из адвокатов объясняет, что, например, постановление о возбуждении уголовного дела нужно огласить, чтобы доказать, что уголовное дело возбудил дознаватель, а не следователь.
— Она показывает, Что характеризуется исключительно положительно, однако суд не учел это, — комментирует адвокат.
— О выделении, материалы какие-то выделяли…
— Прокомментируем в прениях
— О возбуждении..
— Прокомментируем в прениях.
— Вот показания двух свидетелей, да? Конец списка. Щерба и Герасимов.
— Показания свидетелей демонстрируют, что госграница была пересечена нашей подзащитной только в связи с ее задержанием.
Прокурор сидит сложив руки в замок, смотрит на адвокатов и периодически резко кивает. Судья спрашивает мнение об оглашении этих документов. Клювгант уточняет, что он не хочет ничего читать — это ходатайство нужно было, чтобы в прениях можно было ссылаться на неоглашенные в первой инстанции документы. Судья отказывает в повторном оглашении доказательств, уточняя, что это не помешает им ссылаться на эти доказательства в прениях.
Следующее ходатайство — об исключении недопустимых доказательств.
— Это вообще и в жалобе было, если вы хотите пояснить, то сделайте это в прениях, — комментирует судья.
— Мы хотели бы заявить это в виде ходатайства, — настаивает Клювгант.
— Пожалуйста, заявите, мы не будем ограничивать ваше право.
Адвокат Виталий Кулапов читает ходатайство, которое заключается в том, что протокол осмотра места происшествия производил следователь, а дело было возбуждено дознавателем, поэтому данный документ «не имеет никакого правового основания».
— Как-то процесс пошел не так… Вот вы говорите, а переводчик — молчит, — останавливает адвоката судья.
В ходатайстве адвокат также просит исключить само вещественное доказательство — гашиш. Судья приобщает ходатайство и обещает оценить его при вынесении решений.
Переводчик обращается к Нааме и потом замечает, что та все поняла. Девушка начинает выступление: «На протяжении всего расследования моя позиция не была надлежащим образом раскрыта…»
— Ну сейчас мы ее слушаем, пусть сейчас расскажет, что там случилось — прерывает ее судья Бондаренко.
— Было очень просто все и остается очень просто: я не покупала гашиш, не клала его в сумку, не имела отношения к нему. Единственное объяснение того, как он мог оказаться в моем багаже, приведено в моей дополнительной жалобе. До того, как его нашли, я не осознавала, что вещество присутствует у меня в багаже, я не понимала, что сам факт обнаружения уже автоматически значит, что я причастна к преступлению.
— Не совсем понятно, вот подошли к ней в аэропорту, и что было? — опять прерывает Бондаренко.
— На тот момент, когда мне было разъяснено, что в моем багаже были найдены наркотики, я считала, что того, что его нашли, уже достаточно для того, чтобы я была признана виновной в преступлении. Следствие и предыдущие адвокаты не разъяснили мне как содержание, так и значение статьи 228 УК.
Во время взятия объяснений, говорит Наама, ей не предоставили ни адвоката, ни переводчика.
— Меня заставили подписать документы на русском, я своим почерком также добавила там, что я не понимаю русского языка, что, когда мне задавались вопросы, где я работаю и откуда я, я не понимала их смысла. Мои объяснения не остановили фальсификацию, в дальнейшем этот протокол был переписан с небольшими изменениями, чтобы больше соответствовать процедуре, — вспоминает она. — Я остаюсь на своей первоначальной позиции, что я не знала, что в моем багаже каким-то образом оказалось вещество. И я также упомянула это на предварительном слушании, это можно слышать в аудиоверсии протокола.
Подсудимая объясняет свою позицию: ее частичное признание вины в хранении наркотиков означает лишь признание того, что вещество нашли в ее багаже.
На этом ее речь заканчивается.
Он многолсовно объясняет, что сейчас будет разбираться в том, что же такое, малозначительность. Защитник обращается к постановлению пленума Верховного суда от 12 марат 2002 по делам о хищении.
«Решая вопроса о том, является ли деяние малозначительным, судам необходимо оценивать такие факторы, как количественные характеристики, мотивы, цели, которыми руководствовалось лицо», — говорится в документе. То есть сам факт обнаружения вещества не является определяющим, считает Добрынин.
В деле Наамы он хочет акцентировать внимание на трех обстоятельствах. Во-первых, в момент обнаружения гашиша девушка находилась без доступа к багажу в транзитной зоне. Во-вторых, наркотик находился в багаже, к которому был доступ у крайне ограниченного круга лиц. В-третьих, говорит Добрынин, период от нахождения наркотика в багаже до его изъятия составил всего 30 минут, это подтверждается постановлением об уточнении данных.
«Даже если мы с вами предположим что это вещество не было обнаружено в багаже Наамы, то период нахождения этого средства на территории РФ составило бы 5 часов 30 минут. Даже в таком случае оно было бы незначительным, и он находился бы в багаже, к которому ни у кого нет доступа. Поэтому общественная опасность в этом преступлении отсутствует», — говорит Добрынин. Несколько раз он называет свою подзащитную осужденной, хотя приговор еще не вступил в законную силу.
«Полностью отсутствовал охраняемый уголовным законом вред здоровью населения, то есть общественную опасность он не представлял. В своей части я прошу отменить приговор, Нааму оправдать», — завершает адвокат.
Но в действиях Наамы ничего из этого не было. Адвокат вновь опять обращает внимание на практику судов, где используется одна и та же фраза — пересек границу, чем «заявил таможенному органу в конклюдентной форме об отсутствии у него товаров, подлежащих обязательному письменному декларированию», а Наама не могла предъявить или не предъявить что-либо на таможне в Москве, потому что там ее не проходила.
Следом адвокат рассуждает о том, что такое понятие «владения» вещью; она пытается доказать, что Наама на момент задержания этим гашишем не владела, поскольку в аэропорту вылета она передала право на владение своим багажом перевозчику вплоть до его приземления в конечном пункте.
Следом защитник переходит к другим процессуальным нарушениям, которые уже указывались в жалобе адвокатов.
Наама никогда не жила в России и не связывала с ней планов, не считая короткой пересадки 9 апреля, рассказывает Клювгант.
«Она жила, училась, служила в армии в своей стране, воевала за свою страну. Но так получилось, что российское государство само пригласило ее задержаться, поместив под стражу и начав уголовное преследование, которое длится уже 9 месяц, более 260 дней. Тем самым российское государство распространило на нее и все гарантии, предоставляемые Конституцией», — говорит защитник.
«Мы имеем дело с очевидной судебной ошибкой и пришли сюда за ее исправлением. В этом деле нет никакого преступления. Преступлением назван казус, обросший массой драматических осложнений. Невнимательность иностранки к содержимому своего багажа, незнание русского языка и непонимание происходящего, равнодушие к нему со стороны должностных лиц, и самый примитивный поход к расследованию уголовного дела. Все профессиональные субъекты расследования и надзор за ним не обременяли себя не только дополнительными факторами, как тем, что речь идет об иностранке, но и соблюдением элементарных требований закона. В результате весь служебный материал, кроме акта об исследовании служебной собаки, порочен, недопустим и недостоверен», — настаивает он.
Он говорит, что обвинение в контрабанде — плод фантазии, «если не сказать воспаленного воображения».
«Как может идти речь о контрабанде, если нет самого взаимодействия с таможенным контролем? <…> Если нет какого-либо из указанных в законе способов незаконного перемещения через таможенную границу?» — недоумевает защитник.
«Суд механически заимствовал в приговор обвинительный материал, порочный в процессуальном отношении. <…> Но одно очень важное суд все же добавил от себя — семь с половиной лет лишения свободы. За что? За невнимательность к содержимому своего багажа? Потому что больше-то не за что. В связи с этим встает вопрос, какому закону соответствует этот приговор? И как было спасено здоровье российских граждан от того, что Наама Иссахар получила срок, сравнимый со сроками за убийство?» — задается вопросом юрист.
Клювгант говорит про недавнее заседание совета судей, где председатель Верховного суда Вячеслав Лебедев отметил два результата судебной деятельности: примерно на треть уменьшилось число арестов и наказаний к лишению свободы. Второй результат — новый порядок кассации показывает свою эффективность, доля отмененных и измененных судебных актов повысилась примерно втрое. «Но и у апелляциононго суда есть все возможности и основания восстановить правосудие в этом деле», — замечает адвокат.
«Девушка-чужестранка, встретив 26-й день рождения в СИЗО и проведя там больше 260 дней, с лихвой искупила некоторое легкомыслие, не являющееся, даже преступным. Ей пора домой. Уж очень она у нас загостилась, не по своей воле», — заканчивает Клювгант выступление.
«Все показания последовательны, не противоречивы, полностью соответствуют фактическим обстоятельствам уголовного дела и подтверждают вину Иссасахар Наамы», — чеканит прокурор.
Он останавливается на определении границы: «граница есть линия, и проходящая по этой линии вертикальная поверхность суши, вод, недр Российской Федерации, то есть пространственный предел действия государственного суверенитета Российской федерации».
Прокурор рассказывает, что воздушные суда пересекают границу по специально выделенному воздушному коридору.
«Пересечение границ не по воздушным коридорам, кроме исключительных случаев, запрещено. Пропуск через государственную границу лиц и товаров разрешен через установленные и открытые пункты пропуска через государственную границу, к числу которых относится международный аэропорт Шереметьево», — читает он, делая долгую паузу после каждого предложения.
Прокурор говорит, что наркотики в случае их ввоза на территорию таможенного союза подлежат письменному декларированию. Гашиш является наркотическим веществом, согласно постановлению правительства. В момент перемещения наркотиков через границу таможенного союза они становятся объектом государственного регулирования.
«При этом факт нахождения лица, перемещающего вещество, в транспортной зоне, не исключает уголовной отвтественности», — заключает прокурор.
Все доказательства он называет допустимыми, и говорит, что права Наамы не нарушались.
«Иные доводы стороны защиты и самой подсудимой, изложенные в апелляционной жалобе, гособвинение считает необоснованными, надуманными и не обоснованными на законодательстве РФ и ЕврАзЭС, направлены на уклонение от уголовной ответственности», — заканчивает он и просит оставить приговор без изменения.
Прокурор улыбается.
«А уклонился тут лишь прокурор от своих обязанностей. Его обязанность это доказывать обвинение. Он должен был проанализировать каждый наш довод и его опровергнуть. Но к исполнению этой обязанности он не приступил и даже не пытался приступить, — говорит Клювгант. — Все неопровергнутые доводы защиты, с точки зрения презумпции невиновности, означают что, они имеют место быть, третьего не дано, другого подхода нет»
«Я сожалею о моей неосторожности, о том что я не приложила достаточно усилий для того, чтобы знать, что находится в моем багаже. Поскольку у меня не было никакого умысла на то, чтобы владеть эти наркотиком и также не было умысла на то, чтобы въехать на территорию РФ, я не могла абсолютно совершить преступление, предусмотренное частью 1 статьи 228 УК, — продолжает Наама. — Я не имела физической возможности доступа к багажу, это доказывает полную абсурдность предъявленного обвинения. Что касается [статьи] 229.1 УК, я прошу суд учесть и признать тот факт, что я уже практически девять месяцев нахожусь за решеткой в незнакомой, чуждой для меня стране, будучи лишенной самых базовых прав и потребностей, как общение на родном языке и вообще общение. Этот приговор уничтожит все хорошее, что я сделала в жизни на основании двух преступлений, которые я не совершала. Я прошу суд восстановить справедливость, отменить решение Химкинского суда и освободить меня из заключения. Это все ваша, в честь», — говорит она.
Мать Наамы Яффа слушала дочь стоя. Судьи уходят на решение и не говорят, когда вернутся.
Источник: zona.media
